— Я не хочу, чтобы ягнята умирали! — сказала я папе.

— А кто хочет? — горестно вздохнул папа. — Но и этот ягнёнок тоже умрёт.

Он показал мне ягнёнка, которого держал на руках. Это был брат умершего. Он тоже умирал от голода. Папа сказал, что ягнёнка придётся зарезать, чтобы избавить его от страданий. Тут мы с Анной заплакали ещё громче.

— Не хочу! — кричала я, катаясь по траве. — Не хочу, чтобы ягнята умирали!

Папа поднял меня на руки и сказал:

— Ну, полно, Лиза! Успокойся! Лучше попробуй выкормить этого ягнёнка через соску, как кормят грудных детей.

Я ужасно обрадовалась. Ведь я не знала, что ягнят можно кормить через соску. Правда, ягнёнок был очень слабенький, и папа боялся, что он всё равно умрёт. Но мы решили попробовать.

Мы с Анной побежали к тёте Лизе и попросили у неё соску и бутылочку, из которых она кормила Черстин. Потом мы вернулись к папе.

— Давай дадим ягнёнку сливок, — предложила я ему.

Но папа сказал, что если я накормлю ягнёнка сливками, он погибнет наверняка. Новорождённые ягнята могут пить только молоко, и то разведённое водой. Папа помог нам развести молоко и опустил бутылку в тёплую воду, чтобы молоко согрелось. А потом я сунула соску ягнёнку в рот. И, представьте себе, он сразу начал сосать! Видно, он был очень голодный.

— Ну вот, теперь ты приёмная мама этого ягнёнка, — сказал мне папа. — Помни, его надо кормить и утром, чуть свет, и днём, и поздно вечером. Смотри, как бы тебе не надоело!

Анна тут же сказала, что если мне надоест, я могу позвать её, и она с радостью покормит ягнёнка вместо меня. Но я ответила:

— И не думай! Мне никогда не надоест его кормить!

Я назвала ягнёнка Понтием, и папа сказал, что он будет только мой. К счастью, это произошло до того, как проснулись Лассе и Боссе, а то бы мы обязательно поссорились из-за Понтия.

— Выходит, в воскресенье уже и поспать подольше нельзя? Ты спишь, а тем временем Лизе достаётся ягнёнок! — сказал Лассе. Он очень рассердился, что Понтий достался не ему.

В первые дни все дети прибегали смотреть, как я кормлю Понтия. Но вскоре им это надоело.

Просто удивительно, как много едят ягнята! Каждое утро перед школой я бежала в овчарню, чтобы покормить Понтия. Едва увидев меня, он сразу подбегал, а сам тихонько блеял и виляя крохотным хвостиком. Я отличала его от других ягнят по чёрному пятнышку на носу. Днём, когда я была в школе, Понтия кормила Агда. А после школы и поздно вечером — опять я.

Однажды я попросила Анну покормить Понтия вместо меня, но она сказала:

— Завтра! Сегодня мне некогда!

А вот мне нисколько не надоедает кормить Понтия. Я его очень люблю. Особенно за то, что он так радуется, когда видит меня. Я даже спросила у Лассе и Боссе, не правда ли, что Понтий думает, будто я его мама, и Лассе ответил:

— Конечно, думает, ведь ты так похожа на овцу!

Через некоторое время папа сказал, что надо научить Понтия пить молоко из ведёрка — большому барану стыдно сосать соску.

В первый раз Понтий никак не мог понять, почему вместо соски я сую ему в нос какое-то ведёрко. Он тыкался в меня носом, искал соску и жалобно блеял.

Боссе долго смотрел на Понтия.

— Ну что же ты не пьёшь, это же так просто! — сказал он ягнёнку. — Вот дурачок!

Я обиделась за Понтия:

— Сам ты дурачок! Лучше помалкивай, если ничего не смыслишь в ягнятах!

А Понтий продолжал нюхать ведёрко и жалобно блеять.

Всё-таки я придумала, как научить Понтия пить молоко, потому что смыслю в ягнятах гораздо больше, чем Боссе. Я обмакнула руку в молоко и дала Понтию облизать мои пальцы. Потом снова обмакнула и снова дала облизать. И делала так, пока молоко не кончилось. Правда, и на землю немного пролилось.

Несколько дней Понтий облизывал мои пальцы. Но однажды ему так хотелось есть, что он не стал дожидаться, пока я обмакну в молоко руку, а сунул в ведро мордочку и начал пить. И выпил всё без остатка. Теперь Понтий обходится без меня. И мне жалко, что я уже не очень ему нужна.

Когда стало теплее, овец выпустили в загон. И Понтий вместе с другими ягнятами научился есть траву. Но молоко ягнята тоже ещё пили. Поэтому я каждый день ходила к загону с ведёрком молока. Подойду к изгороди и кричу: «Понтий! Понтий!» На другом конце загона слышится блеяние, и Понтий со всех ног бежит ко мне, виляя крохотным хвостиком.

Теперь-то Понтий давно вырос, и молоко больше не пьёт. Он ест траву и листья и превратился в конце концов в умного и красивого барашка.

Кто знает, может, у меня будут ещё ягнята. Или собаки, или кошки, или кролики. Но такого замечательного, каким был Понтий, уже не будет. Да и я никогда-никогда-никогда не полюблю никого так, как Понтия.

Понтий идёт в школу

Лассе очень любит дразнить меня.

— А всё-таки собака лучше, чем ягнёнок! — сказал он однажды.

Улле, конечно, тут же с ним согласился: ведь у него собака, а не ягнёнок.

— Понятно, собака лучше! — сказал он.

— Это ещё почему? — обиделась я.

— Потому что собаку можно всюду брать с собой, — сказал Улле. — Собака всегда ходит за человеком.

— А твой Понтий сидит в загоне, — сказал Лассе.

— Но ягнёночек! — сказала Анна, чтобы поддержать меня.

— А что толку, если он бегает только по загону, — сказал Лассе.

Это мы говорили, когда шли из школы домой.

Наутро я, как обычно, пошла к загону кормить Понтия. Он прибежал ко мне такой беленький, хорошенький, и я подумала, что не променяла бы его даже на тысячу собак. А ещё я подумала: «Как жалко, что он бегает только по загону, где его никто не видит».

Быстрый часто провожает Улле до самой школы. Это правда: собака всюду следует за человеком. Однажды учительница даже впустила Быстрого в класс и разрешила ему лечь возле парты Улле.

Пока Понтий пил молоко, я всё думала, почему так несправедливо устроено, что собаки бегают, где хотят, а ягнята — только по загону. И я решила взять Понтия в школу, чтобы утереть Лассе нос.

Наша школа находится в Большой деревне. Путь туда не близкий, и мы всегда ходим в школу вместе, мы все, дети из Бюллербю. Мне тяжело приходилось по утрам, потому что до школы я должна была сбегать в загон и накормить Понтия. И в то утро, когда я решила взять его с собой в школу, все уже с нетерпением ждали меня возле калитки Улле.

— Скорее, Лиза, а то опоздаем! — крикнула Бритта.

Я повернулась к Понтию и сказала:

— Слышишь, Понтий? Скорее, а то опоздаем!

Никогда бы не подумала, что дети могут так изумиться, как изумились и Лассе, и Боссе, и Улле, и Бритта, и Анна, когда они увидели Понтия.

— Ку… ку… куда это он? — спросил Лассе.

— В школу! — ответила я. — Может, вы теперь перестанете говорить, что только собаки всюду ходят с человеком!

— Лиза, а ты, случайно, не заболела? — забеспокоился Лассе.

— А папа и мама знают об этом? — спросил Боссе.

Я немного смутилась, потому что не подумала о папе и маме. Но тут Анна захлопала в ладоши и сказала, что если Быстрому разрешили сидеть на уроках, то уж Понтию и подавно разрешат. Как раз то, что я думала. Лассе засмеялся.

— Ладно, бери с собой своего Понтия, — сказал он. — Учительница, конечно, упадёт в обморок!

И мы побежали в школу, а Понтий — за нами. Иногда он ненадолго останавливался, как будто удивлялся: что всё это значит? Но я звала его: «Понтий! Понтий!», он послушно отвечал «Бе-е!» и догонял меня.

В школу в тот день мы, разумеется, опоздали. Звонок уже прозвенел, и все ребята давно ушли в класс. У нас в школе учеников немного, поэтому все классы сидят в одном помещении.

На ступеньках крыльца Понтий споткнулся, и мне пришлось взять его на руки.

— А может, он ещё слишком мал для школы? — неуверенно спросил Лассе.

Когда сам Лассе первый раз пришёл в школу, он так вертелся за партой, что учительница сказала, что он ещё мал для школы, и велела ему прийти через год. «Видно, он ещё не наигрался», — сказала она. Лассе этого до сих пор не забыл. Вот почему он сказал, что Понтию ещё рано ходить в школу.